Российский историк, автор учебников и пособий по истории России, педагог московской Гимназии на Юго-Западе № 1543 Леонид Александрович Кацва. Фото: Ульяна Ким/Великая Эпоха
Кризис ценностей порождает кризис отношений, и люди начинают искать выход из ситуации. Большие усилия в обществе направлены на повышение уровня образования в школах, в вузах. Несмотря на поддержку государства, проблем в системе образования не становится меньше. Возможно ли повысить статус учителя, если у них будет достойная заработная плата? Поможет ли отмена ЕГЭ чтобы снять напряжение и недовольство в обществе? Об этом с нами беседовал российский историк, автор учебников и пособий по истории России, педагог московской Гимназии на Юго-Западе № 1543 Леонид Александрович Кацва. /epochtimes.ru/
— Леонид Александрович, какие наиболее острые вопросы Вы бы выделили в современной системе образования?
Л.К.: Сегодня всем пишущим об образовании, понятно, что с образованием проблемы серьёзные. Однако все рецепты борьбы с неблагополучием в российской системе образования, на мой взгляд, малоэффективны. Надо признать, что ЕГЭ как система проверки знаний содержит много недостатков. Я никогда не считал, что через ЕГЭ можно добиться хорошей проверки знаний по литературе, истории, естествознанию. В последние годы, когда ликвидирована наиболее примитивная тестовая задача с выбором ответа из предложенных четырёх, ЕГЭ стал вроде осмысленнее.
Очевидно, что у ЕГЭ есть свои плюсы. Во-первых, это независимая система оценки знаний, т.к. не сама школа их оценивает, во-вторых, это предоставление более или менее равных условий школьникам из крупных городов и провинций. Дети хотя бы не тратят деньги на дорогу туда и обратно для сдачи экзаменов в крупном городе. Третья проблема в том, что приёмные экзамены в вуз очень длительное время были кормушкой для коррумпированных преподавателей вузов. В первые годы ЕГЭ от коррупции не спасал, как ожидалось. Вместо абитуриентов экзамены сдавались другими людьми, готовые ответы сливались в интернет и т.д. С 2014 года ситуация изменилась в лучшую сторону, по крайней мере в крупных городах ЕГЭ стал проводиться честно.
Не могу согласиться с теми, кто в ЕГЭ видит корень российских образовательных проблем, так и с теми, что утверждает, что школьники не занимаются только потому, что ввели ЕГЭ. Дети перестали заниматься по большинству предметов с 1985 года, когда в апреле 1984 года был отменён средний балл аттестата. Этот балл был введён в 1973 году, а с того года его перестали учитывать при поступлении в вузы. До введения этого правила, помню, раньше зубами рвали оценку по каждому предмету в школе. А теперь школьник понял, что ему высшая оценка не нужна, что ему стало достаточно тройки, а эту оценку ему поставят всегда и… перестал учиться.
— Другими словами проблема российской школы в отсутствии у детей мотивации к занятиям?
Л.К.: Конечно, особенно по тем предметам, которые они в вуз не сдают. Когда в 2011 году я впервые посетил школу в Южной Корее, меня больше всего поразил подход к мотивации школьников у них. На лекции о том, как работает школа, я задал вопрос, чем на уроке учитель занимает учащихся, какие у него методы ведения предмета, приёмы для активизации внимания к учебному процессу. Лектор вначале даже не понял, о чём я его спрашиваю. Затем просто ответил: «Учитель говорит, а дети пишут». В корейских школах проверка знаний проводится по окончании каждой четверти. Основная мотивация по-корейски — если ты будешь плохо учиться, плохо окончишь школу, ты не поступишь в хороший вуз, и дальше в жизни ты будешь получать маленькую зарплату. К сожалению, в России такой связки нет.
— Нужно ли возвращаться школам к выведению среднего балла?
Л.К.: Я категорически против возвращения среднего балла по двум причинам. Во-первых, гуманитариям не надо будет тратить много времени на математику, физику, им это в жизни не пригодится. Во-вторых, чем сильнее школа, тем она требовательнее. Пятёрки в аттестате в слабой школе оказываются тройкой в другой. Такие школы проигрывают при среднем балле. Ребёнок знает, что ему «три» поставят всё равно, т.к. «неуд» вызывает массу проблем и учителю, и школе. Ему ставят тройку с условием «три пишем два в уме».
Никакие выпускные экзамены от этого не спасут, наше образование спасёт принципиальная перемена к подходу в образовании.
Образование есть право и обязанность, что означает — аттестат о среднем образовании надо заработать, его нельзя получить. Теперь же получается есть право ученика получить аттестат, но обязанность школы его выдать. Я как преподаватель должен требовать, чтобы ребёнок усвоил школьную программу хотя бы на минимальном уровне. Если ребёнок этого не делает, то он не должен получить аттестат.
В Израиле, например, 40–60% оканчивающих школу не получают аттестат. И это нормально, потому что современную программу 100% учеников освоить к сожалению, не могут. Когда появился ЕГЭ, то оказалось, что по математике до 20% учащихся экзамен не сдадут, и появился так называемый базовый экзамен по математике, где требуются знания в пределах 5 класса. Государство решило упростить экзамен, чтобы количество несдающих сделать минимальным. При таком подходе, конечно, не будет никакой мотивации в учёбе.
— Вы поддерживаете реформу, которую внедряют в школу?
Л.К.: Сегодня внедряется так называемый государственный стандарт образования. Насколько мне известно, большинство учителей не согласны со многими положениями. Пока это игрище, пока идёт реализация в начальной школе, но когда дойдёт до средней, предвижу большие беды. До тех пор, пока ученика, не желающего учиться, нельзя будет отчислить, до тех пор, пока школа не будет оцениваться по успеваемости, никакие ЕГЭ, никакие традиционные экзамены ситуации не изменят.
После того как средний балл по успеваемости сначала внесли, потом отменили, отношение к аттестату стало более чем безразличным. Об оценках заботятся только те дети, которые уезжают учиться за рубеж. Есть и другая проблема, которая относится к провинции — надо платить учителям деньги. Пока у нас ставка учителя будет сохраняться на уровне 12–17 тыс. рублей (а у молодых педагогов 8 тыс.) и зарплата будет расти за счёт увеличения нагрузки, а не почасовой оплате, на приток учителей в школу можно не рассчитывать. Отсюда возникает вторая проблема — нехватка квалифицированных кадров. Если денег не платят, в школу идут те, кто не смог устроиться в другое место. Недаром говорят, что учительская профессия превращается в женское хобби.
— Думаю, все согласятся с Вами, что с мотивацией учителей и школьников у нас неважно обстоят дела, но школа должна помогать детям определиться с выбором профессии?
Л.К.: Я не вижу большой проблемы в том, что у детей появилась возможность сдавать документы в несколько вузов, потому что дети, как правило, не подают документы на исторический и в медицинский. Они всё же ориентированы на какую-то группу специальностей, например, социология, экономика, логистика, медицина тогда они и подают документы в разные вузы на близкие специальности. Для детей проблемы здесь нет, но здесь искажается вопрос о конкурсе. Он оказывается выше, чем есть на самом деле. Сейчас особо больших конкурсов нет нигде, потому что демографическая ситуация нехороша, поступают в вузы практически все выпускники. Борьба между ними состоит в том, чтобы поступить на бюджетное отделение.
Есть вузы, где конкурс минимален, при поступлении надо чуть превысить минимальный допустимый балл по ЕГЭ, и ты уже зачислен, а есть вузы, где конкурсы действительно высоки. Можно поступить на исторический факультет педагогического института, а можно поступить в МГУ или ВШЭ. Борьба идёт за поступление не как таковой, а в сильный вуз.
— Среди школ тоже есть градация на сильные и слабые?
Л.К.: Конечно, есть, я знаю, что есть рейтинг московских школ, который существует несколько лет в департаменте образования при правительстве Москвы. По каким критериям они туда попадают? В первую очередь, это школы с репутацией. Есть школы, в которых доля выпускников, сдавших ЕГЭ по трём предметам выше 220 баллов. И в такие школы люди стремятся.
В гимназии 1543, где я работаю, нет начальной школы, идёт приём в 5 класс и в 8. Конкурс по 4 человека на место, что очень много. Только однажды наша гимназия опускалась в рейтинге до 12 места. А в основном держит лидерство в первой десятке. Это если брать только показатели ЕГЭ (1–2 место по городу за последние несколько лет) и олимпиад, а не брать наличие бассейна, состояние буфета и т.п., то да, мы наверху рейтинга.
Состоятельность родителей при поступлении в эти школы не имеет никакого влияния, мы этого не учитываем, смотрим только на баллы. Хотя не исключаем вероятность того, что состоятельные родители для своих четвероклассников нанимают учителей репетиторов и целенаправленно готовят их к этим экзаменам. Мы этого не узнаем, увидим только, какие знания они показали. Крайне редко случалось и так, что кто-то сверху звонит и просит принять ребёнка в школу. Но если ребёнок плохо сдал экзамены, то он потом и учится плохо. Таких мы после 8 класса отчисляем.
— Леонид Александрович, Вы преподаёте историю более 30 лет в школе, выпустили свыше десяти различных учебников, рабочих тетрадей и пособий по истории России, трудно ли Вам мотивировать детей к своему предмету?
Л.К.: (устало) Я стараюсь чтобы детям было интересно, довольно жёстко требую знания материала. Не так, чтобы заучивали даты событий, главное, чтобы они понимали причинно-следственные связи. У меня сейчас биологический класс, и я с большим трудом добиваюсь, чтобы дети занимались. Они заняты своими профильными предметами биологией, химией, на историю не остаётся ни сил, ни возможностей. И с этим надо считаться.